«Сказание о Магмете-Салтане» Ивана Пересветова. Иван Пересветов

Эти реформационные, гуманистические в основе своей идеи были задушены в начале и середине XVI в., когда ере­тиков, преданных анафеме, сжигали на кострах, ссылали, лишали церковного сана.

Примечательная черта XVI в. в области литературы - расцвет публицистики. Авторы слов, посланий, поучений, трактатов развивают идеи централизации, усиления велико­княжеской, царской власти, роли церкви, о положении кре­стьянства и др.

Окольничий Ф.И. Карпов, живший при Василии III, счи­тал, что светская власть должна основывать свои действия на «законе» и «правде», подчинять «злых, которые не хотят излечиться и любить Бога». В реальной жизни он видит со­всем другое:

Понял, какими вредными и неугодными путями, хро­мыми ногами, со слепыми очами ныне ходит земная власть и весь род человеческий.

В наши времена начальники не заботятся о своих под­властных и убогих, но допускают, чтобы их притесняли не­справедливые приказчики, которые не заботятся о том, чтобы пасти порученное им стадо, но заставляют жить в тяжких трудах и терпении.

Ему вторит Максим Грек (до пострижения - Михаил Триволис), его современник, знаток античной философии, литературы. Афонский монах, приехав в 1518 г. в Россию в качестве переводчика, так в ней и остался. Ученый инок тоже полагает, что светская власть должна покоиться на правде, милости («правдою и хорошими узаконениями бла­гоустроить положение своих подданных»), согласовывать по­желания духовенства, боярства, воинства-дворянства.

Максим Грек и князь Вассиан Патрикеев, из нестяжате­лей, обличают монастыри за жажду накопительства, ростов­щичество, спекуляцию хлебом и прочие грехи. «Ради имений и славы», - писал В. Патрикеев, - монахи забывают о Хри­стовых заветах; плохо относятся к своим крестьянам:

Убогую братью, живущую в наших селах, всячески оскорбляем.

Он же призывает к соблюдению евангельских принципов:

Не подобает монастырям владеть селами.

Сел не держать, не владеть ими, но жить в тишине и безмолвии, питаясь трудом своих рук.

Отношение монахов к крестьянам возмущает и М. Грека: они «истязают их бичами за большие процентные долги, ко­торые они не в состоянии уплатить; или же лишают их сво­боды и записывают себе навсегда в рабство; или, лишив их имущества, изгоняют бедных с пустыми руками из своих мест».

Он тоже против того, чтобы монастыри имели села и, тем самым, зависимых крестьян. В послании об Афонской горе пишет о монастырских старцах, которые живут своим тру­дом.

В середине и третьей четверти столетия выступает со своими сочинениями целая плеяда публицистов. И.С. Пересветов осенью 1549 г. подал предложения о проведении ре­форм молодому царю Ивану IV Грозному. Изложены они в форме челобитных и сказаний о взятии Магмет-салтаном Царьграда. Он – убеждённый сторонник сильной самодержавной власти в России. Монарх должен опираться на сильное и постоянное войско, ибо «воинниками он силён и славен». «Вельмож» нужно держать в повиновении, страхе:

Царю нельзя быть без грозы; как конь под царём без узды, так и царство без грозы.

Для проведения успешной внешней политики (её, задачи в частности, - присоединение Казани, освобождение славян от турецкого ига) необходимы нововведения – денежное жалование «воинникам» - опоре царя и его политики; централизация финансов, суда. Будучи гуманистом, он, как Карпов и др., - противник холопства, поборник «правды» в деятельности людей, книжного учения, философской «мудрости». Монарх, по его представлению, должен быть мудрым, сильным человеком, а государство – светским и суверенным.

Ермолай-Еразм, священник кремлёвской церкви, иосифлянин по убеждениям, противник нестяжателей и еретиков, предлагает облегчить положение крестьян (например, заменить все их повинности одним оброком – пятой частью урожая). «Больше всего полезны, - убеждён учёный монах, - пахари, их трудами созидается главнейшее богатство – хлеб».

Из убеждения в необходимости «праведного стяжания» (т.е. прибыли) исходит Сильвестр, протопоп Благовещенского собора в Московском кремле, духовник царя, одно время очень близкий к нему (1550-е годы). Идеи эти развиваются в «Домострое» - своде житейских, моральных правил, поучений, который он редактировал.

Мысли о сильной самодержавной власти, централизации характерны для ряда летописных, повествовательных памятников: летописца начала царства Ивана Васильевича (50-е годы), Лицевого свода (60-70-е годы), «Степенной книги» (1562-1563 гг., вышла из кружка митрополита Макария), Казанской истории (60-е годы). Макарий и его книжники составили «Великие Четьи-Минеи» - грандиозный свод из «житий» русских святых, богословских сочинений, церковных уставов.

Несомненно, самые выдающиеся публицисты опричной поры – не кто иной, как сам царь Иван Грозный и его оппонент князь Андрей Михайлович Курбский. Первый из них в послании ко второму защищает незыблемые, с его точки зрения, устои «самодержавства», по существу – деспотии восточного склада. Князь, бежавший из России в Литву от репрессий, развязанных мнительным и жестоким царём, разоблачает его поведение, террористические методы правления в целом. Царь, упрекая Курбского за измену, исходит из принципа: миловать, мол, своих подданных-холопов царь волен, да и казнить тоже. Его оппонент, не приемля царской «лютости», считает, что монарх должен править вместе с «мудрыми советниками», слушать их, а не быть неограниченным самовластцем-тираном.

С осуждением говорится о действиях Василия III в пору окончательного присоединения Пскова к России (1510 г.) в летописном своде 1567 г. Корнилия, игумена Псково-Печерского монастыря; об опричниках-душегубах – в новгородских летописях (например, о погроме Новгорода в 1570 г.).

Патриотизмом и гордостью пронизана «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков» (1580-е годы, автор – Василий, псковский иконописец). В самом конце века появляются повести о царе Фёдоре Ивановиче (автор одной из них – патриарх Иов).

4. ЖИВОПИСЬ

Эпоха национального подъёма времени Куликовской победы, включившая и годы подготовки к отпору извечному врагу (60-е и 70-е года XIV в.), и время после подвига русичей в ожесточённой схватке с Мамаем, вызвала к жизни небывалый расцвет культуры. Ярче всего он выразился в живописи – фресковой, иконописной. Выдающееся место в ней заняла новгородская школа. Это фрески XIV в. на евангельские сюжеты церквей Фёдора Стратилата, Спаса на Ковалёве, Михайловской в Сковородском монастыре, Благовещенской на Городище, Рождественской на кладбище и др. Одни из них привлекают монументальностью, торжественностью; другие – мягкостью, лиричностью. Тоже можно сказать и о новгородских иконах.

Мощная кисть Феофана Грека (Гречина) прославила новгородское и московское искусство. В Новгород он приехал в 1370-е годы. До этого работал в Константинополе, Галате, Халкидоне, Кафе. В его творчестве сплавились византийские и русские черты живописного мастерства. Он оказал несомненное, и большое, влияние на русских живописцев. В Новгороде он расписывал фресками церкви Преображения на Торговой стороне, Спаса на Ильине. Из его школы вышли мастера, работавшие над упомянутыми выше фресками церквей Фёдора Стратилата, а также Успения на Волотове, иконами «Донская богоматерь», «Спас». Его манера письма обладает удивительной, завораживающей внутренней силой, глубоким психологизмом, смелостью и уверенностью рисун­ка. Недаром современники отмечают, что работал он свобод­но, легко: находясь на подмостках и создавая свои гениаль­ные фрески, он одновременно беседовал со многими посетителями, которые стояли внизу, с восхищением наблю­дая за тем, что возникало на их глазах. Разговаривая с ними, Феофан в то же время «обдумывал высокое и мудрое»; «чув­ственными же очами разумными разумную видел доброту».

В 1390-е годы Феофан Грек переехал в Москву. Здесь он расписывал кремлевские храмы - церковь Рождества Бого­родицы и придел Лазаря к ней (вместе с Симеоном Черным), соборы Благовещенский (вместе с Прохором с Городца и Ан­дреем Рублевым), Архангельский.

Для Благовещенского собора в Нижнем Новгороде вели­кий живописец создал иконостас; сохранилась, к сожалению, лишь его часть. А московские росписи совсем не дошли до нас.

Известность и признание, которые Феофан получил на Руси, засвидетельствовал Епифаний Премудрый, известный автор «житий» святых, в том числе Сергия Радонежского. Он пишет о художнике, как «изографе нарочитом и живо­писце изящном во иконописцах», «преславном мудреце», «философе зело хитром». А на одной из летописных миниа­тюр Гречин изображен за работой.

Его младший современник Андрей Рублев, величайший русский живописец средневековой Руси, родился в 1360-е или 1370-е годы, скончался около 1430 г. Его судьба тесно связана с двумя обителями - Троице-Сергиевой и москов­ской Андрониковой. В первой из них он был «в послушании» у преемника Сергия Радонежского - игумена Никона; веро­ятно, работал в иконописной мастерской. Затем перешел в Москву, и здесь расписывал, вместе с Феофаном Греком и Прохором с Городца, Благовещенский собор в Кремле (в ле­тописях известие об этом - под 1405 г.; это - первое упо­минание о нем). Три года спустя он, уже в содружестве с близким ему Даниилом Черным, трудится над росписями Ус­пенского собора во Владимире. Следующие его творения -фрески и иконы Троицкого собора Троице-Сергиева монасты­ря (середина 1420-х годов), в конце жизни - фрески Андро­никова монастыря.

Рублеву или его ученикам приписывают и другие работы, например, в Звенигороде к западу от Москвы - росписи ал­тарных столбов Успенского собора на Городке, алтарной пре­грады Рождественского собора Саввино-Сторожевского мо­настыря. Предания говорят и о многих других фресках и иконах, как будто им же написанных. Но это весьма проблематично. Во всяком случае нельзя не видеть, что имя Рубле­ва, его мастерство приобретали большую популярность, ко­торая сохранилась и в более поздние времена.

Турецкий царь Махмет-салтан1 сам был философ мудрый по своим книгам по турецким, а греческие книги прочет, и написал слово в слово по турецкии, ино великия мудрости прибыло у царя. И он рек так сеитам2 своим и пашам3, и молнам4, и обызам5:

"Пишется великая мудрость о благоверном цари Констянтине6 в философских книгах: иже родися источник мудрости воинския от меча его вся подсолнечная не может сохранитися. Он от отца своего на царстве своем остал млад, трех лет от роду своего; и греки для своего злоемства и нечистаго собрания богатели от слез и от крови роду человеческаго, и праведный суд порушали, да неповинно осужали по мздам. Велможи царевы до возрасту царева богатели от нечистого своего собрания; на возрасте цареве и царь почал трезвитися от юности своея и почал приходити к великой мудрости воинской и к прирождению своему царьскому.

И велможи его, видя то, что царь приходит к великой мудрости, и рекли так: "нам будет от него суетное житие, а богатьство наше будет с иными веселитися".

И рек Махмет- салтан, турецкий царь, философом своим мудрым: "Видите ли, яко они, богати и лживы, осетили7 царя вражбами и уловили его великим лукавством своим и козньми, дьявольскою прелестию, и мудрость его и счастие укратили, и мечь его царский обнизили своими прелестными вражбами, а мечь его был высок над всеми недруги его, и они ухитрили ересию своею".

И Махмет-салтан, турецкий царь, так рек философом своим: "Видите, что Бог злохитрства и гордости и ленивства не любит, и противится тому Господь бог, и гневом своим за то казнит неутолимым; видите, что нам Бог выдал таковаго царя великаго и мудраго источника воинскаго про гордость греческую и про лукавство; и вражба их бога прогневала, иже таковаго царя мудраго осетили врижбами своими и уловили лукавством своим и укротили воинство его. А яз вам о том реку мудрым своим философом: поберегите меня во всем, чтобы нам бога не разгневити ни в чем".

В лето 6961 царь же велел со всего царства все доходы себе в казну имати, а никому ни в котором граде наместничества не дал велможам своим для того, чтобы не прелыцалися неправдою судити, и оброчил8 велмож своих казны своей, кто чего достоин, и дал суд во все царство, и велел присуд9 имати к себе в казну для того, чтобы судьи не искушалися и неправды бы не судили. Да приказал судьям: "не дружитеся с неправдою, держитеся правды, что Бог любит". Да послал по городом судьи свои, паши верные и кадыи10, и шубаши11, и амини12, и велел судити прямо, и рек так: "братия моя любимая и верная, судити прямо". Да по мале времени обыскал13 царь судей своих, как они судят, и на них довели пред царем злоемство, что они по посулом судят.

И царь им вины в том не учинил, только их велел живых одрати да рек так: "есть ли оне обростут телом опять, ино им вина отдается". И кожи их велел проделати14, и велел бумаги набити, и в судебнях велел железным гвоздием прибити, и написати велел на кожах их: "Без таковые грозы правды в царство не мочно ввести. Правда ввести царю в царство свое, ино любимаго не пощадити, нашедши виноватого. Как конь под царем без узды, так царство без грозы". -

И царь же рече: "Не мощно царю царства без грозы держати; яко же Констянтин-царь велможам своим волю дал и сердце им веселил, они же о том радовалися и неправду судили и обоим по своей вере по християнской целование судили, правому и виноватому; а они оба неправы, один бою запретца, рек так: не бил есми его и не грабливал, а другий бою для своего за грабеж приложит, да оба крест поцелуют, да богу изменят, и сами от бога навеки погибнут, в сердцах своих правды не помнят и бога прогневают, ино им мука вечная готовится. И с теми неправыми судьями во всем греки в ересь впали и в крестном целовании греха не ставили, во всем бога прогневили".

И царь Махмет вразумел от великия мудрости, что таковый суд великий грех и бога гневит. И он дал одному с жеребья крестное целование; а целовати крест, направивши огненную стрелу против сердца и самострел против горла, а стояти дотоле против таковыя смерти, доколе десять слов божиих проговорит отец его духовной, евангельския притчи: не лжи, не укради, лжи послух не буди, чти отца и матерь, люби ближняго своего, яко сам себе, и прочая. То царь дал греком с жеребья крестное целование: естьли его огненная стрела не убиет и самострел на него не спустит, а он крест поцелует и свое возмет, в чем суд был. И он тако рек: "То есть жеребей - божий суд". А турком дал через мечь острый, горлом переклонившися, шерт15 пити, а мечь наведен. А молнам своим велел при том месте быти и наказати их по своей вере турецкой с того же обычая греческаго; естьли меч с наводу не спустит и горла его не рушит, и речь свою доведет, и через мечь шерт пьет, и свое возьмет, в чем им суд был, и то есть божий суд. А поля16 им судил в своем царстве без крестново целования: нагим лезти в темницу, бритвами резатися, а бритву им одну положат в тайном месте, и кто найдет, тот и прав, то есть божий же суд, свое возмет, на чем ему суд было, а виноватого своего, хощет, его из темницы выпустит, и волен его и изрезати. Тем же царь Махмет велико умудрился, что правду в царство свое ввел и великия и грозныя знамяна им указал для того, чтобы люди не слабели ни в чем и бога не гневили. А ту мудрость царь снял з греческих книг, образец - таковым было греком быти.

И Махмет правый суд в царство свое ввел, а ложь вывел, и рек так: "Бог любит правду лутчи всего; не мощно царю царства без грозы держати; яко же царь Констянтин велможам своим волю дал и сердце им веселил, они же о том радовалися и нечисто збирали богатство свое, а земля и царство от них плакало, и в бедах купалися, и за то Господь Бог прогневался на царя Констянтина и на вельможи его и на все царство Греческое, что они правдою гнушалися, не знали того, что Бог любит сильнее всего правду; а вы меня на то же ли приводите, чтобы бога прогневал да с вами погибл?" И послал на все свои грады прямыя судьи, угрозивши своею грозою царскою, и выдал им книги судебныя, по чему им винити и правити. А суд им дал полатной на всякой град без противня17; и послал во все грады свои и во все свое царство велможу своего, пашу, шубаша, аминя, то есть судьи царевы на всяком граде. А воинников своих велел судити с великою грозою смертною казнию беспошлинно для того, чтобы лиха не множилося, а судей своих изоброчил ис казны своим царевым жалованием для того, чтобы не искушалися неправо судити. А воинников судят пашы, под которым сколько войска в полку, и тот свое войско и знает, судит прямо для великия грозы царевы беспошлинно и беспосулно, и суд их совершается вскоре.

И тем царь умудрился, умножил сердце свое к войску своему и возвеселил вся войска своя. С году на год оброчил их своим царским жалованием и с казны своея, кто чего достоин, а казне его нет конца, богом исполнена за его великую правду, что со всего царства: и з городов, и с волостей, и из вотчин, и ис поместий - все доходы в казну свою царскую велел собрати по всяк час, а зборщиков тех ис казны оброчил своим жалованием, которыя збирают казну цареву, и после зборщиков обыскивает, по приказу ли царскому збирают.

А для того, чтобы царство его не оскудело, а войско царское с коня не сседает николи же и оружия из рук не испущают, а воем своим всегда сердце веселит своим жалованием царским и алафою18, да и речию своею царскою. Так рек войску своему всему: "Не скорбите, братие, службою, мы же без службы не можем быти на земли; хотя мало цар оплошится и окротеет, ино царство его оскудеет и иному царю достанется; яко ж небесное по земному, а земное по небесному, ангели божии, небесныя силы, ни на един час пламяннаго оружия из рук не испущают, хранят и стерегут род человеческий от Адама и по всяк час, да и те небесные силы службою не стужают".

Такоже царь турецкий взрастил сердце войску своему, и все воинники похвалили речь царьскую и рекли: "Тако ли волю божию делаем, что Бог любит воинства, и кого нас на побоищи убиют, и мы грехи свои кровию омываем, души наши Бог в руку свою приимет, и таковыми святыми воинники небесныя высоты наполняются".

Царь же турецкий умудрился, на всяк день сорок тысяч янычан19 при себе держит, гораздных стрелцов со огненою стрелбою, и жалование им давает и алафу по всяк день; для того их блиско себя держит, чтобы его недруг в его земли не явился, и измены бы не учинил, и в грех бы не впал. Безумный царя потребит20, велми множившися, и разгордится и царем похощет быти, то же ся ему не достанет, а сам навеки погибнет от греха своего, а царство без царя не будет; для того царь бережет, а янычяня у него, верныя люди, любячи царя, верно ему служат про его царское жалование. Мудрый царь сердца воинником веселит, войском он силен и славен; а пашам своим и велможам против недруга всякого велел впереди ставитися, в первых полцех для того, чтобы жестоко ставилися против недруга, и младые бы люди не ужасалися, которые не таковы силни, и, на них бы смотря, храбры против недруга были. У него же, у турецкого царя, великия мудрости и учения ставитися против недруга играти смертною игрою21, и гроза велика царя турецкого. По приказу его, "кто не хощет умрети на игре смертной честно с недругом за мое великое жалование царево, как юноши храбрые умирают играючи с недругом смертною игрою, и тому зде умрети от моей царевой опалы, да нечестно будет ему и детем его".

Да Махмет-салтан уставил и иным царем после себя от тех лет и до сех лет, а в своем царстве дал волно служити и у велмож своих, а рек так: "Един Бог над нами, а мы рабы его; Фараон был царь египетский, поработил израильтян, и Бог на него разгневался своим неутолимым гневом да и потопил их морем". Да велел перед себя книги принести полныя и докладныя, да огнем веле пожещи.

И полоняником уставил урок доколе кому работати, в седмь лет выробився22, и в силах23 - девять лет. Естьли кто кого дорого купит, а чрез девят лет будет держати, и будет на него жалоба от полоняника, ино на таковаго царская опала и казнь смертная. Не делай того, чего Бог не любит, бойся бога, чтобы его не разгневити ни в чем, и помни заповедь цареву. А то царь Махмет списал со християнских книг ту мудрость; таковому быти подобает християнскому царю, божию волю творити.

А так рек Махмет- салтан: "В котором царстве люди порабощенны, и в том царстве люди не храбры и к бою против недруга не смелы: порабощенный бо человек срама не боится, а чести себе не добывает, хотя силен или не силен, и речет так: однако есми холоп, иного мне имени не прибудет". А в царстве в Констянтинове при цари Констянтине у велмож его лутчие люди порабощенны были в неволю и противо недруга крепко не стояли; конны и доспешны цветно видети было велможи его, полки против недруга крепкаго бою не держали и с бою утекали и ужас полком царевым иным давали, они же прелщалися.

И то царь уразумев, да дал им волю и взял их к себе в полк, и они стали у царя храбры, лутчие люди, которые у велмож царевых в неволи были. И как учали быти в воли в цареве имени, всякий стал против недруга стояти и полки недругов розрывати, смертною игрою играти и чести себе добывати. И царь рек: "Волю божию сотворил есмь, что Бог любит", в полк к себе юнаков24 храбрых прибавил.

У царя у турецкаго по триста тысящ ходит против недругов ученых людей храбрых, а все те сердцем веселы, а царева жалования и алафы довольно, и идут тихо воевати. На день им живет по три торга: порану, да о полдни, да в вечере; а всему цена уставлена, что на чем дати, а купят в вес все; а наметывает25 те торги торговати на гости, по городом ходити с войском со всем с тем, что кому надобе купити, и он, заплатив цену, да возми по цареву указу. А есть ли хто даром возмет, а не заплатит тое цены, что указано, ино таковому смертная казнь, и лутчаго не пощадят. А есть ли тот оманет, не только даст, как вес держит, или цену возмет не такову, болыпи устава царева, которому царь уставил товару цену, ино таковому смертная казнь бывает, что цареву заповедь преступает.

А кто у царя против недруга крепко стоит, играет смертного игрою, полки недруга разрывает, верно служит, хотя от меншаго колена, и он его на величество поднимает, и имя ему велико давает, и жалования ему много прибавливает, ростит сердце воинником своим. А у нынешняго у царя у турецкаго Орнаут-паша Орняутские земли26 полоняник был, да удался против недруга крепко стояти и полки пробивати; да Короман-паша - Короманские земли27 полоняник, для того им слава повышена для их великия мудрости, что умеют царю служити и против недруга крепко стояти. А ведома нет, какова отца они дети, да для их мудрости царь велико на них имя положил для того, чтобы и иные такоже удавалися верно царю служити.

А царь рек во все войско свое, малому и великому: "Братие, все есмя дети Адамовы; кто у меня верно служит и против недруга люто стоит, тот у меня и лутчей будет". Так царь рек войску своему, чтобы всякий чести себе добывал и имяни славнаго, и жалует жалованием своим и грозою: "Кто не хощет умрети доброю смертию, играючи с недругом смертною игрою, и он умрет же от моей опалы царевой смертною казнью, да нечестно ему будет и детем его". А коли сам царь нейдет против недруга, и он пошлет пашу мудраго в свое место царское, да всем пашам велит его слушати и чтити, как самого себе, царя.

И все у него в полку разряжены28 воинники по десятником и по сотником, а те сотники по тысяцким, чтобы не было в полцех его татбы и разбоя, ни игры костарства29 и пьянства. Есть ли что найдут, конь или аргамак30, или платно31, или что ни буди, и они не судят и ведут к болшому паши к шатру; у кого что пропало, и он найдет у шатра у болшого паши, а переем32 заплатит по уставу цареву, что за что довелося. А станетца татьба в войску или разбой, и, нашедши что, да к шатру не отнесет, ино на таковыя лихия люди, о тати и о разбойнике обыск царев живет накрепко по десятником и по сотником и по тысяцким; и которой десятник утаит лихово человека в своем десятку, и тот десятник с тем лихим человеком казнен будет смертною казнью. А татю и разбойник у царя у турецкого тюрмы нет, на третей день его казнят смертною казнью для того, чтобы лиха не множилося; лише опалным людем тюрма до обыску царева. И по городом у него те же десятцкие уставлены и сотники и тысяцкие на лихие люди, на тати и на разбойники и на ябедники, и где ково обыщут лихово человека, татя или разбойника или ябедника, тут его казнят смертною казнью; а десятник утаит лихово человека в своем десятку, и потом обыщут всею сотнею, ино та же ему смертная казнь.

У царя Констянтина судили татей и разбойников и ябедников для своего зловерства и нечистаго собрания в полате велможи его; да всем тем бога разгневили, неправыми своими суды богатели от слез и от крови неповиныя роду християнского, по языком по разбойницким; кто был у них богат, тот и виноват, да в напрасне у них люди прямые погибали, мученическия смерти приимали. А татей и разбойников на откуп пущали, нечисто избирали, во всем прелстилися и всем бога разгневили. Махмет списал с християнских книг ту мудрость и праведный суд, да и рек так: "Почто малые для вещи прелстилися нечисто збирати и путь царства небеснаго потеряли, во всем бога прогневали. Аще бы кому велику громаду злата найти нечистаго собрания, и тому Бог мстит до девятаго роду многими страшными знамении. А кому нечисто сбирати, как богу ответ датй" Да написал Махмет- салтан в тайне себе: "Таковому было быти християнскому царю, во всем правда имети и за веру християнскую крепко стояти". И сам о том много мыслил с великие мудрости, хотел веру християнскую приняти от сердечныя радости и восхвалил веру християнскую: несть таковыя веры у бога, яко же вера християнская; где ли пойдет неверных к вере приводити и веру християнскую множити, и где войско его побьют, и над теми божия воля, то есть мученики божии последнии, тако же пострадали за веру християнскую, яко же и первии, души их в царствии небеснем и венца прияша нетленныя от господа бога.

А греки в том ослабели во всем и правду потеряли, и бога разгневили неутолимым гневом, и веру дади християнскую неверным на поругание. И ныне греки хвалятся государевым царством благовернаго царя русскаго от взятия Махметева и до сих лет. А иного царства волного християнского и закону греческаго нет, и надежу на бога держат и на то царство Руское благовернаго царя рускаго; хвалятся им, государем волним царем, коли на споре с латыняны33 латыньския веры докторы спираются з греки: "На вас, на греков, Господь Бог разгневался своим неутолимым гневом, яко же и на жидов, да выдал вас в неволю царю турецкому за вашу гордость и за неправду. Видите, како Бог гордым противится, а за неправду гневается, а правда вере красота".

Они же о том отказывают им и хвалятся: "Есть у нас царство волное и царь волный, благоверный государь князь великий Иван Васильевич всея Руси, и в том царстве велико божие милосердие, знамяния божия, святыя новыя чюдотворцы, милость божия от них, яко и от первых святых, богу угодивших".

Латынин же рече противо их на споре: "То есть правда, и лучилося бывати в том царстве на отведывание веры християнския: ино они истинные веры християнские, и велика божия милость в той земли, как про них молвити, про святые чудотворцы, а они по божию милосердию истинные великие чюдотворцы, и велика от них благодать божия, и исцеление бывает с верою приходящим. Чтобы к той истинной вере християнской да правда турецкая, ино бы с ними ангелы беседовали. А к той бы правде турецкой да вера християнская, ино бы с ними ангели же беседовали".

1 Имеется в виду Магомет (Мехмед) II Фатих (Завоеватель), правитель Османской империи в 1444-1446, 1451- 1481 гг.
2 Сеид - вельможа, один из высших государственных чиновников при дворе турецкого султана
3 Паша - поче`тный титул гражданских и военных сановников.

4 муллам (мулла - служитель религиозного культа в исламе).
5 Абыз - духовное лицо, знаток Корана.
6 Имеется в виду последний император Византии Константин XI Палеолог, убитый турками в 1453 г. при штурме Константинополя.
7 опутали
8 наделил жалованьем
9 судебную пошлину
10 Кади - судья в средневековой Турции.
11 Шубаш - судья по уголовным делам в средневековой Турции.
12 Амин - пристав, надзиратель в средневековой Турции.
13 проверил, расследовал

14 проколоть
15 Шербет - сладкий напиток.

16 Поле - судебный поединок.

17 без пошлины, бесплатный

18 Алафа - видимо, продовольствие, съестные припасы.
19 янычар (янычары - турецкая регулярная пехота, занимавшая привилегированное положение)

20 истребит
21 Смертная игра - видимо, поединок перед началом битвы.

22 отработал
23 от силы
24 молодцов
25 назначается
26 Арнаутская земля - турецкое название Албании.
27 Короманская земля - Кармания (Кармана), историческая область на северо-восточном побережье Персидского залива и северном побережье Индийского океана.

28 распределены
29 в кости
30 Аргамак - порода скаковых лошадей. 31 полотно
32 вознаграждение за находку
33 Латиняне - католики.

Царь турецкий Магмет-салтан (Магомет II, султан Османской Порты (1430—1481), по прозвищу Завоеватель. И. С. Пересветов создает идеализированный образ турецкого султана, контаминируя Магомета II и Сулеймана Великолепного (1495--1566)) по своим книгам по турецким стал великим философом, а как греческие книги прочел, переложив их слово в слово на турецкий, то великой мудрости прибавилось у царя Магмета. И сказал он так сейидам своим, и пашам, и муллам, и хафизам (Сеид, сейид — почетный титул мусульманина; титул сеида присваивали себе нередко представители разных социальных слоев. Паша — титул высших гражданских и военных сановников в Османской империи. Мулла — духовное лицо.): “Написано с великой мудростью о благоверном царе Константине (Константин VIII Палеолог, последний византийский император (1449—1453)). Вы и сами мудрые философы, так посмотрите в книги свои мудрые, как написано там о великом царе Константине: родился он — источник мудрости воинской; и еще написано: от меча его ничто под солнцем не могло укрыться. А был он мал, трех лет от роду, когда остался на царстве своем после отца своего; вельможи же его от лихоимства и бесчестного стяжания, от слез и от крови рода человеческого богатели — суд праведный они изрушили и неповинно осуждали за мзду. И эти неповинные кровь и слезы столпом к господу богу на небо с великою жалобою возносились. А вельможи царские, пока сам царь не вырос, все богатели от бесчестного стяжания. Когда же царь повзрослел, то стал больше понимать, чем в юности своей, и начал достигать великой мудрости, как в воинских, так и в прирожденных своих царских делах. А вельможи его, видя, что царь начинает достигать великой мудрости и поступать по царской своей природе, так что будет он на коне своем воинском крепок, и пишут уже о нем мудрые философы во всех странах: от меча его ничто под солнцем не может уберечься, то решили вельможи между собой так: “Будет нам от него беспокойное житье, а богатством нашим будут другие наслаждаться”. И сказал Магмет-салтан, турецкий царь, философам своим мудрым: “Видите ли то, что раз они богаты, то и ленивы, и оплели они царя Константина изменами и уловили его великим лукавством своим и кознями, дьявольскими соблазнами мудрость его и счастье умалили, и меч его царский унизили своими лживыми изменами, а ведь был меч его высок надо всеми недругами его, они же вот что солживили ересью своею”. И сказал Магмет-салтан, турецкий царь, философам своим мудрым: “Видите ли то, что бог лжи не любит и гордыни, и лени, враждует с такими господь бог, гневом своим святым неутолимым за то казнит? Видите ли вы также, как из-за гордыни греческой и лукавства дал нам бог победу над таким великим царем и, как написано о нем, — прирожденным источником мудрости воинской? То измены их бога разгневали, что такого мудрого царя оплели изменами своими и уловили его лукавством своим и умалили доблесть его. Я же вам так говорю, мудрым своим философам: остерегайте меня во всем, чтобы нам бога не разгневать ни в чем”.

В 6961 году турецкий царь Магмет-салтан повелел (В 1453 г. Константинополь после 53-дневной осады был взят войсками Магомета II, и Византия оказалась под властью Османской империи.) со всего царства все доходы к себе в казну собирать, а никого из вельмож своих ни в один город наместником не поставил, чтобы не прельстились они на мзду и неправедно бы не судили, а наделял вельмож своих из казны своей царской, каждому по заслугам. И назначил он судей во все царство, а судебные пошлины повелел взимать к себе в казну, чтобы судьи не искушались и неправедно бы не судили. И приказал он судьям: “Не дружитесь с неправдою, да не прогневаете бога, а держитесь правды, ее бог любит”. И разослал он по городам судей своих — пашей верных, и кадиев, и шубашей, и аминов — и повелел им судить честно. Так сказал им Магмет-салтан: “Братья мои любимые, верные, судите честно, этим доставите богу сердечную радость”.

А некоторое время спустя проверил царь Магмет судей своих, как они судят, и доложили царю про их лихоимство, что они за взятки судят. Тогда царь обвинять их не стал, только повелел с живых кожу ободрать. И сказал так: “Если тела их опять обрастут, тогда им та вина простится”. А кожи их велел выделать и ватой велел их набить, и написать повелел на кожах их: “Без таковой грозы невозможно в царстве правду ввести”. Правда — богу сердечная радость, поэтому следует в царстве своем правду крепить. А ввести царю правду в царстве своем, это значит и любимого своего не пощадить, найдя его виновным. Невозможно царю без грозы править, как если бы конь под царем и был без узды, так и царство без грозы.

И сказал царь: “Невозможно царю без грозы царством править. Царь же Константин вельможам своим волю дал и сердце им веселил; они же этому радовались и неправедно судили, обоим истцам по своей вере по христианской присуждали крест целовать, и правому и виноватому. А ведь оба они говорили неправду, и истец и ответчик — один, к потерям своим прибавив, ищет возмещения, другой во всем запирается: не бил, мол, и не грабил. Так, дела не расследовав, дают обоим крест целовать, и те богу изменяют и сами от бога навеки погибнут. Те, кто сердцем своим правды не помнит, такие бога гневят, таким мука вечная готовится. Так из-за тех неправедных судей во всем греки в ересь впали, и ложную клятву на кресте в грех себе не ставили, во всем бога прогневали”.

И понял царь Магмет от великой мудрости, что такой суд есть великий грех и бога гневит. И устроил он испытание божьей воля до крестного целования. На того, кому крест целовать, наставляли против сердца огнестрельное оружие и самострел против горла и держали под такой угрозой смерти, пока отец его духовный десятикратно не проговорит евангельские притчи: не лги, не кради, же лжесвидетельствуй, чти отца и мать, люби ближнего своего как самого себя. Так показал царь грекам испытание божьей воли до крестного целования: если истца огненная стрельба не убьет и самострел в него стрелу не выпустит, то он кpecт поцелует и свое возьмет, что от суда хотел. А туркам устроил он испытание божьей воли с помощью острого меча: повелел истцу шею преклонить и шерт пить, а над ним меч подвешен. А муллам своим поведал в том месте быть и наставлять в своей вере турецкой, как это делали и греки: если меч на него не упадет и шею ему не поразит, и речь свою он доведет до конца, то под мечом шерт пьет и свое возьмет, что от суда хотел. Так вершился божий суд. А поле присуждал он в своем царстве без крестного целования: обоим тяжущимся приказывал нагими лезть в темницу, чтобы бритвами резаться, а бритву им одну положат в тайном месте, и кто ее найдет, тот и прав по божьему суду. Тогда он свое возьмет, что от суда хотел, а виновного перед ним хочет — живым выпустит из темницы, а хочет — зарежет его.

Много же мудрости почерпнул Магмет, если великую правду в царстве своем ввел и показал примеры грозных кар, чтобы люди слабостям своим не потворствовали ни в чем и бога бы не гневили. А ту мудрость царь Магмет взял из греческих книг, где сказано, каким грекам следовало бы быть. Ввел Магмет-салтан правый суд в царстве своем, а ложь вывел, и тем доставил богу сердечную радость, и сказал так: “Бог любит правду больше всего. Невозможно царю без грозы царством править, а царь Константин вельможам своим волю дал и сердце им веселил, они же этому радовались и бесчестно стяжали, богатели, а земля и царство плакали и в бедах купались. И разгневался господь бог на царя Константина и на вельмож его и на все царство греческое неутолимым гневом своим святым за то, что они правдой гнушались и не знали того, что бог сильнее всего любит правду. И вы меня не к тому ли ведете, чтобы бог разгневался, и чтобы вместе с вами также и я погиб?”

Послал он по тем городам своих правдивых судей, пригрозив им своим царским гневом, и выдал им книги судебные, чтобы по ним могли они оправдывать и обвинять. И учредил он суд в каждом городе в особой палате и без пошлин, и послал в каждый город свой и во все царство свое пашей, и кадиев, и шубушей, и аминов, то есть судей царских для каждого города. А воинников своих повелел судить с большой строгостью и карать смертной казнью, а пошлин не взимать для того, чтобы не искушать судей неправедно судить. А судить воинников должны были паши, у кого сколько в полку воинства, тот его и судит, поскольку он свое войско знает. А судят они правдиво под страхом великой грозы царской, без пошлин и без взяток, и приговор их приводят в исполнение не откладывая.

Так мудро устроил царь суд, что доставил сердечную радость себе и войску своему и возвеселил все воинство свое. Из года в год наделял он их своим царским жалованьем из казны своей, каждого по заслугам. Казна же его была бессчетна, богом наполняема за его великую правду, за то, что со всего царства своего: из городов, и из волостей, и из вотчин, и из поместий все доходы в казну свою царскую повелел собирать во всякое время. А тех сборщиков, которые собирают доходы в царскую казну, также из казны наделял своим жалованьем, а позже сборщиков проверял — по приказу ли его царскому собирают — для того, чтобы царство его не оскудело. А войско его царское с коня не слезает и никогда оружия из рук не выпускает. Он же воинникам своим всегда сердце веселит своим царским жалованьем, и довольствием, и речью своей царской. И сказал он так всему войску своему: “Не тяготитесь, братья, службою, ведь без службы мы на земле и прожить не сможем. Если царь хотя бы в малом оплошает, то величие его уменьшится, или царство его оскудеет и иному царю достанется из-за небрежения царского. Как то, что на небе, подобно тому, что на земле, так и земное подобно небесному: ангелы божьи, небесные силы, ни на миг пламенного оружия из рук не выпускают, всякое мгновение стерегут и охраняют род человеческий, идущий от Адама, и все же службой эти небесные силы не тяготятся”. Так царь турецкий Магмет-салтан укрепил сердце войску своему, а все воинники его похвалили речь царскую и сказали: “Так свершаем мы волю божью. Ведь бог любит воинство, и кого из нас убьют в битве, тому зачтется, все грехи смываем мы своею кровью. Души наши господь принимает под свою руку святую, и такими чистыми воинниками небесные высоты наполняются”.

Мудро устроил царь турецкий, каждый день 40 тысяч янычар при себе держит, умелых стрелков из огнестрельного оружия, и жалованье им дает, и довольствие на каждый день. А для того он их возле себя держит, чтобы к нему в его землю недруг не заявился, и измены бы не учинил, и в грех бы не впал. Ведь безумный на царя злоумышляет, усилившись изрядно и возгордившись, и царем захотев стать, но этого он не достигнет, а сам навеки погибнет от греха своего, царство же без царя не будет. Вот от чего царь бережет свою землю. А прочие его люди ему верны и им любимы, любя царя, верно служат ему, государю, за его царское жалованье. Мудр царь, что воинам сердце веселит, — воинниками он силен и славен. А пашам своим и вельможам против недруга всякого повелел он впереди стоять, в первых полках, для того чтобы те крепко стояли против недруга, и молодые бы люди, которые не столь могучи, чтобы не испугались, а на них глядя, тоже храбры против недругов были. У турецкого царя воинники с великой мудростью и знаниями выступают против недруга играть смертной игрой. И великая гроза ожидает труса по такому приказу турецкого царя: “А кто не захочет честно умереть на игре смертной с недругом моим за мое государево великое жалованье, как юнаки храбрые умирают, играя с недругами моими смертною игрой, то все же умрет здесь от моей государевой опалы, да еще чести лишится сам и дети его, и будет ославлен как воинник, который бьется пятясь”.

Вот что еще турецкий царь Магмет-салтан постановил и завещал иным царям после себя, и соблюдается это с тех пор и до нынешнего времени: всем людям во всем своем царстве даровал право служить у вельмож своих по своей воле, кто у кого захочет. И запретил закабалять их и обращать в холопов, с тем чтобы все служили добровольно. И сказал так вельможам своим: “Один бог над нами, а мы рабы его. Царь Фараон некогда поработил израильтян, и бог на него разгневался своим святым неутолимым гневом да потопил его в Красном море”. И повелел он книги к себе принести, полные и докладные, и приказал сжечь их на огне. А для полонянников установил сроки, кому до которого срока быть в рабстве — семь лет отработать, а крайний срок — девять лет. А если кто кого задорого купил и если спустя девять лет все еще у себя держит его, а полонянник подаст на него жалобу, то будет такому опала царская и казнь смертная: не делайте того, что бог не любит, бойтесь бога, чтобы не разгневать его ни в чем, помните запрет царский и соблюдайте его.

А всю эту мудрость царь Магмет-салтан выписал из христианских книг, по этим книгам следует и христианскому царю божью волю исполнять. И сказал так Магмет-салтан: “В таком царстве, где люди порабощены, в том царстве люди не храбры и не смелы в бою против недруга. Ведь если человек порабощен, то он срама не боится и чести себе не добывает, а рассуждает так: “Будь я богатырем или не богатырем, однако, все равно останусь холопом государевым, и иного имени у меня не будет”. А в царстве Константиновом при царе Константине Ивановиче (И. С. Пересветов имеет в виду последнего византийского императора Константина, но отцом его был Мануил Палеолог, что подчеркивает собирательный характер образа Константина, как и образа Магмет-салтана.) даже вельможи его, лучшие люди, и те порабощены были в неволю. Все они были, хоть и на конях, и в доспехах, а против недруга не бойцы. Приятно было смотреть на вельмож его, но полки в бою против недруга крепко не стояли и из боя убегали, и другим полкам свой ужас передавали, и службой у иных царей прельщались. Поразмыслив над этим, царь Магмет стал давать таким волю и взял их в свое войско — так те, что у царских вельмож в неволе были, стали у этого царя лучшими людьми. Ведь как стали они вольными и царскими людьми, то каждый стал против недруга крепко стоять, и полки у недругов громить, и смертною игрою играть, к чести себе добывать. И сказал царь: “Этим я богу угодил и божью волю свершил, сделал то, что бог любит, и этим в войске своем юнаков храбрых прибавил”. У турецкого царя по триста тысяч выступает против недругов людей обученных и храбрых, и все они сердцем веселы от царского жалованья и от довольствия, а когда надо идти воевать, то идут они спокойно. За день у них три раза бывает торг: поутру, да в полдень, да вечером, и на все цена установлена, сколько за что заплатить, а покупают они все на вес. А эти торги устраивать и по городам ходить с войском со всем с этим назначают гостей, торговых людей. Если кому понадобится что-то купить, то он должен заплатить цену и тогда взять. Если же кто не заплатит той цены, что установлена, то такого предают смертной казни, так что и лучшего не пощадят. А если кто обманет: не столько даст, сколько взвешено, или цену возьмет неправильную, большую, чем по тому уставу царскому, которым царь цену установил, то такому человеку смертная казнь бывает за то, что царский запрет преступил.

Если у царя кто против недруга крепко стоит, смертною игрою играет и полки у недругов громит, и царю верно служит, будь он и незнатного рода, то он его возвысит, и имя ему знатное даст, и жалованья много ему прибавит — все для того, чтобы укрепить сердце воинникам своим. У нынешнего царя турецкого Арнаут-паша из Арнаутской земли полонянником был, но прославился умением против недруга крепко стоять и полки водить, также и Караман-паша из Караманской земли полонянник, но были они возвышены за их великую мудрость, за то, что умеют царю служить и против недруга крепко стоять. И не посмотрел царь на то, какого они отца дети, но за мудрость их царь знатное имя на них возложил для того, чтобы и иные так же старались царю служить. Так сказал царь всему войску своему, и малым и великим: “Братья, все мы дети Адама; кто у меня верно служит и крепко стоит против недруга, тот у меня и будет лучшим”. Так сказал царь войску своему для укрепления сердца, чтобы и впредь каждый стремился себе честь добыть и имя славное. Царь, говорил он, не только жалованьем своим жалует, но может и грозно наказать: “Кто не хочет умереть славной смертью, играя с недругом смертною игрой, все равно умрет от опалы моей царской, от смертной казни, да и чести лишится сам и дети его”.

Если сам царь не идет против недруга, то посылает пашу мудрого вместо себя и всем пашам повелевает его слушаться и чтить как самого царя. А все воинники в его войске разделены между десятниками и сотниками, а те сотники между тысячниками, чтобы не было в полках его воровства и разбоя, и игры в кости, и пьянства, И если что найдут — коня, или аргамака, или полотно, или что бы то ни было, — то они отнесут или отведут к шатру большого паши, а тот, у кого что-то пропало, найдет это у шатра большого паши, а вознаграждение заплатит по царскому уставу столько, сколько за какую пропажу положено. А случится воровство в войске, или разбой, или что иное, или же пропажу к шатру не отнесут или не отведут, то по таким преступникам, ворам и разбойникам, строгий царский розыск проводится через десятников, сотников и тысячников. Если десятник утаит преступника в своем десятке, то десятник этот вместе с преступником казнен будет смертной казнью для того, чтобы преступления не множились. В тюрьме же содержат там лишь подозреваемых до окончания царского розыска. И по городам у него те же десятники и сотники и тысячники расставлены для борьбы с преступниками, ворами, и разбойниками, и клеветниками, тут же их и казнят смертной казнью. А если десятник утаит преступника в своем десятке, а потом его найдут при розыске в сотне, то его предадут той же смертной казни.

А у царя Константина вельможи его из-за своего лихоимства и бесчестного стяжания так разбирали в судебной палате дела воров, и разбойников, и клеветников, что всем тем бога разгневали, неправыми судами своими, от слез и от крови рода христианского богатели, судили по наветам по разбойническим — кто был богат, тот у них и виноват. Так безвинно из-за них правые люди погибали, мученическую смерть принимали. А воров и разбойников за выкуп отпускали, бесчестно стяжали, во всех делах прельщались мздой и бога разгневали. Магмет-салтан из христианских книг почерпнул эту мудрость и образец праведного суда и сказал так: “Чего ради на малое прельстились, бесчестно стяжали и путь в царство небесное утратили, во всем бога разгневали? Если бы кто и великую гору золота собрал бесчестным стяжанием, то и такому господь мстит до девятого колена страшными карами. А если самому бесчестно стяжать, то как потом перед богом ответ держать?”

Записал Магмет-салтан тайно, для себя: “Таким следовало бы быть христианскому царю, всеми правдами богу сердечную радость доставлять и за веру христианскую крепко стоять”. Сам он много о том размышлял с великой мудростью, хотел веру христианскую принять с сердечной радостью и восхвалил веру христианскую: “Нет другой такой великой веры у бога, как вера христианская. Кто пойдет неверных в веру обращать и веру христианскую распространять, и даже если где войско его разобьют, то, значит, на то была божья воля, а павшие есть новые мученики божьи, которые пострадали за веру христианскую подобно древним мученикам, — души их к богу в руки возносятся, небесные высоты наполняются такими чистыми воинниками, ангелам они равны и украшены от бога золотыми венцами”.

Греки же от всего этого отступили, и правду потеряли, и бога разгневали неутолимым гневом, и веру христианскую выдали неверным на поругание. А ныне, со времен Магометова завоевания, и по сю пору греки гордятся только государевым царством благоверного русского царя. А иного царства вольного, исповедующего закон христианский греческий, нет, и, уповая на бога, надежды на распространение веры христианской возлагают они на то царство русское благоверного царя русского, гордятся им, государем вольным царем и великим князем всея Руси Иваном Васильевичем (Иван IV Грозный (1530—1584)).

Если случится спор с католиками, католической веры доктора укоряют греков: “На вас, на греков, господь бог разгневался неутолимым гневом своим святым, так же как некогда на иудеев, и отдал вас турецкому царю в неволю за вашу гордыню и за неправду. Смотрите же, как господь бог с гордыми враждует, за неправду гневается, а правда — богу сердечная радость и вере украшение”. Они же все это отвергают и с гордостью им отвечают: “Есть у нас царство вольное и царь вольный, благоверный государь князь всея Руси Иван Васильевич, и тому царству даровано великое божье милосердие и знамя божие, и являются там святые новые чудотворцы, подобные древним, — также от них исходит милость божья, как и от древних”. И католики отвечали им в этом споре: “Это правда. Случалось нам бывать в том царстве для испытания веры христианской — в самом деле, они истинной веры христианской и велика божья милость той земле. Что про них сказать, про святых чудотворцев? Так проявляет себя божье милосердие. А если бы с той верой христианской да соединить правду турецкую, то были бы они [греки] достойны с ангелами беседовать”. Греки же ответили: “А если бы к той правде турецкой да веру христианскую, то и турки были бы достойны с ангелами беседовать”.

(пер. С. А. Елисеева)
Текст воспроизведен по изданию: Все народы едино суть. М. Молодая Гвардия, 1987

Комната в доме Кабановых.

Явление первое

Глаша (собирает платье в узлы) и Феклуша (входит).

Феклуша . Милая девушка, все-то ты за работой! Что делаешь, милая? Глаша . Хозяина в дорогу собираю. Феклуша . Аль едет куда свет наш? Глаша . Едет. Феклуша . На́долго, милая, едет? Глаша . Нет, не на́долго. Феклуша . Ну, скатертью ему дорога! А что, хозяйка-то станет выть аль нет? Глаша . Уж не знаю, как тебе сказать. Феклуша . Да она у вас воет когда? Глаша . Не слыхать что-то. Феклуша . Уж больно я люблю, милая девушка, слушать, коли кто хорошо воет-то!

Молчание.

А вы, девушка, за убогой-то присматривайте, не стянула б чего.

Глаша . Кто вас разберет, все вы друг на друга клеплете, что вам ладно-то не живется? Уж у нас ли, кажется, вам, странным, не житье, а вы все ссоритесь да перекоряетесь; греха-то вы не боитесь. Феклуша . Нельзя, матушка, без греха: в миру живем. Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено; вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка! Глаша . Отчего ж к вам так много? Феклуша . Это, матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть, точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну так что ж! По немощи моей господь посылает. Глаша . А ты, Феклуша, далеко ходила? Феклуша . Нет, милая. Я, по своей немощи, далеко не ходила; а слыхать — много слыхала. Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой — салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им, милая девушка, и в просьбах пишут: «Суди меня, судья неправедный!» А то есть еще земля, где все люди с песьими головами. Глаша . Отчего ж так, с песьими? Феклуша . За неверность. Пойду я, милая девушка, по купечеству поброжу: не будет ли чего на бедность. Прощай покудова! Глаша . Прощай!

Феклуша уходит.

Вот еще какие земли есть! Каких-то, каких-то чудес на свете нет! А мы тут сидим, ничего не знаем. Еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да и услышишь, что на белом свету делается; а то бы так дураками и померли.

Входят Катерина и Варвара .

Явление второе

Катерина и Варвара .

Варвара (Глаше). Тащи узлы-то в кибитку, лошади приехали. (Катерине.) Молоду тебя замуж-то отдали, погулять-то тебе в девках не пришлось; вот у тебя сердце-то и не уходилось еще.

Глаша уходит.

Катерина . И никогда не уходится. Варвара . Отчего же? Катерина . Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять! Варвара . Ну, а парни поглядывали на тебя? Катерина . Как не поглядывать! Варвара . Что же ты? Неужто не любила никого? Катерина . Нет, смеялась только. Варвара . А ведь ты, Катя, Тихона не любишь. Катерина . Нет, как не любить! Мне жалко его очень. Варвара . Нет, не любишь. Коли жалко, так не любишь. Да и не за что, надо правду сказать. И напрасно ты от меня скрываешься! Давно уж я заметила, что ты любишь одного человека. Катерина (с испугом). Почем же ты заметила? Варвара . Как ты смешно говоришь! Маленькая я, что ли! Вот тебе первая примета: как ты увидишь его, вся в лице переменишься.

Катерина потупляет глаза.

Да мало ли...

Катерина (потупившись). Ну, кого же? Варвара . Да ведь ты сама знаешь, что называть-то? Катерина . Нет, назови! По имени назови! Варвара . Бориса Григорьича. Катерина . Ну да, его, Варенька, его! Только ты, Варенька, ради бога... Варвара . Ну, вот еще! Ты сама-то, смотри, не проговорись как-нибудь. Катерина . Обманывать-то я не умею; скрыть-то ничего не могу. Варвара . Ну, а ведь без этого нельзя; ты вспомни, где ты живешь! У нас весь дом на том держится. И я не обманщица была, да выучилась, когда нужно стало. Я вчера гуляла, так его видела, говорила с ним. Катерина (после непродолжительного молчания, потупившись). Ну так что ж? Варвара . Кланяться тебе приказал. Жаль, говорит, что видеться негде. Катерина (потупившись еще более). Где же видеться! Да и зачем... Варвара . Скучный такой... Катерина . Не говори мне про него, сделай милость, не говори! Я его и знать не хочу! Я буду мужа любить. Тиша, голубчик мой, ни на кого тебя не променяю! Я и думать-то не хотела, а ты меня смущаешь. Варвара . Да не думай, кто ж тебя заставляет? Катерина . Не жалеешь ты меня ничего! Говоришь: не думай, а сама напоминаешь. Разве я хочу об нем думать; да что делать, коли из головы нейдет. Об чем ни задумаю, а он так и стоит перед глазами. И хочу себя переломить, да не могу никак. Знаешь ли ты, меня нынче ночью опять враг смущал. Ведь я было из дому ушла. Варвара . Ты какая-то мудреная, бог с тобой! А по-моему: делай что хочешь, только бы шито да крыто было. Катерина . Не хочу я так. Да и что хорошего! Уж я лучше буду терпеть, пока терпится. Варвара . А не стерпится, что ж ты сделаешь? Катерина . Что я сделаю? Варвара . Да, что сделаешь? Катерина . Что мне только захочется, то и сделаю. Варвара . Сделай, попробуй, так тебя здесь заедят. Катерина . А что мне! Я уйду, да и была такова. Варвара . Куда ты уйдешь? Ты мужняя жена. Катерина . Эх, Варя, не знаешь ты моего характеру! Конечно, не дай бог этому случиться! А уж коли очень мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь жить, так не стану, хоть ты меня режь!

Молчание.

Варвара . Знаешь что, Катя! Как Тихон уедет, так давай в саду спать, в беседке. Катерина . Ну зачем, Варя? Варвара . Да нешто не все равно? Катерина . Боюсь я в незнакомом-то месте ночевать. Варвара . Чего бояться-то! Глаша с нами будет. Катерина . Все как-то робко! Да я, пожалуй. Варвара . Я б тебя и не звала, да меня-то одну маменька не пустит, а мне нужно. Катерина (смотря на нее). Зачем же тебе нужно? Варвара (смеется). Будем там ворожить с тобой. Катерина . Шутишь, должно быть? Варвара . Известно, шучу; а то неужто в самом деле?

Молчание.

Катерина . Где ж это Тихон-то? Варвара . На что он тебе? Катерина . Нет, я так. Ведь скоро едет. Варвара . С маменькой сидят, запершись. Точит она его теперь, как ржа железо. Катерина . За что же? Варвара . Ни за что, так, уму-разуму учит. Две недели в дороге будет, заглазное дело! Сама посуди! У нее сердце все изноет, что он на своей воле гуляет. Вот она ему теперь и надает приказов, один другого грозней, да потом к образу поведет, побожиться заставит, что все так точно он и сделает, как приказано. Катерина . И на воле-то он словно связанный. Варвара . Да, как же, связанный! Он как выедет, так запьет. Он теперь слушает, а сам думает, как бы ему вырваться-то поскорей.

Входят Кабанова и Кабанов .

Явление третье

Те же . Кабанова и Кабанов .

Кабанова . Ну, ты помнишь все, что я тебе сказала? Смотри ж, помни! На носу себе заруби! Кабанов . Помню, маменька. Кабанова . Ну, теперь все готово. Лошади приехали, проститься тебе только, да и с богом. Кабанов . Да-с, маменька, пора. Кабанова . Ну! Кабанов . Чего изволите-с? Кабанова . Что ж ты стоишь, разве порядку не знаешь? Приказывай жене-то, как жить без тебя.

Катерина потупила глаза в землю.

Кабанов . Да она, чай, сама знает. Кабанова . Разговаривай еще! Ну, ну, приказывай! Чтоб и я слышала, что ты ей приказываешь! А потом приедешь, спросишь, так ли все исполнила. Кабанов (становясь против Катерины). Слушайся маменьки, Катя! Кабанова . Скажи, чтоб не грубила свекрови. Кабанов . Не груби! Кабанова . Чтоб почитала свекровь, как родную мать! Кабанов . Почитай, Катя, маменьку, как родную мать! Кабанова . Чтоб сложа ручки не сидела, как барыня! Кабанов . Работай что-нибудь без меня! Кабанова . Чтоб в окна глаз не пялила! Кабанов . Да, маменька, когда ж она... Кабанова . Ну, ну! Кабанов . В окна не гляди! Кабанова . Чтоб на молодых парней не заглядывалась без тебя! Кабанов . Да что ж это, маменька, ей-богу! Кабанова (строго). Ломаться-то нечего! Должен исполнять, что мать говорит. (С улыбкой.) Оно все лучше, как приказано-то. Кабанов (сконфузившись). Не заглядывайся на парней!

Катерина строго взглядывает на него.

Кабанова . Ну, теперь поговорите промежду себя, коли что нужно. Пойдем, Варвара!

Уходят.

Явление четвертое

Кабанов и Катерина (стоит, как будто в оцепенении).

Кабанов . Катя!

Молчание.

Катя, ты на меня не сердишься?

Катерина (после непродолжительного молчания, покачав головой). Нет! Кабанов . Да что ты такая? Ну, прости меня! Катерина (все в том же состоянии, слегка покачав головой). Бог с тобой! (Закрыв лицо рукою.) Обидела она меня! Кабанов . Все к сердцу-то принимать, так в чахотку скоро попадешь. Что ее слушать-то! Ей ведь что-нибудь надо ж говорить! Ну, и пущай она говорит, а ты мимо ушей пропущай. Ну, прощай, Катя! Катерина (кидаясь на шею мужу). Тиша, не уезжай! Ради бога, не уезжай! Голубчик, прошу я тебя! Кабанов . Нельзя, Катя. Коли маменька посылает, как же я не поеду! Катерина . Ну, бери меня с собой, бери! Кабанов (освобождаясь из ее объятий). Да нельзя! Катерина . Отчего же, Тиша, нельзя? Кабанов . Куда как весело с тобой ехать! Вы меня уж заездили здесь совсем! Я не чаю, как вырваться-то, а ты еще навязываешься со мной. Катерина . Да неужели же ты разлюбил меня? Кабанов . Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть, а я все-таки мужчина, всю жизнь вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов эких на ногах нет, так до жены ли мне? Катерина . Как же мне любить-то тебя, когда ты такие слова говоришь? Кабанов . Слова как слова! Какие же мне еще слова говорить! Кто тебя знает, чего ты боишься! Ведь ты не одна, ты с маменькой останешься. Катерина . Не говори ты мне об ней, не тирань ты моего сердца! Ах, беда моя, беда! (Плачет.) Куда мне, бедной, деться? За кого мне ухватиться? Батюшки мои, погибаю я! Кабанов . Да полно ты! Катерина (подходит к мужу и прижимается к нему). Тиша, голубчик, кабы ты остался, либо взял ты меня с собой, как бы я тебя любила, как бы я тебя голубила, моего милого! (Ласкает его.) Кабанов . Не разберу я тебя, Катя! То от тебя слова не добьешься, не то что ласки, а то так сама лезешь. Катерина . Тиша, на кого ты меня оставляешь! Быть беде без тебя! Быть беде! Кабанов . Ну, да ведь нельзя, так уж нечего делать. Катерина . Ну, так вот что! Возьми ты с меня какую-нибудь клятву страшную... Кабанов . Какую клятву? Катерина . Вот какую; чтобы не смела я без тебя ни под каким видом ни говорить ни с кем чужим, ни видеться, чтобы и думать я не смела ни о ком, кроме тебя. Кабанов . Да на что ж это? Катерина . Успокой ты мою душу, сделай такую милость для меня! Кабанов . Как можно за себя ручаться, мало ль что может в голову прийти. Катерина (падая на колени). Чтоб не видать мне ни отца, ни матери! Умереть мне без покаяния, если я... Кабанов (поднимая ее). Что ты! Что ты! Какой грех-то! Я и слушать не хочу!

Явление пятое

Те же , Кабанова , Варвара и Глаша .

Кабанова . Ну, Тихон, пора! Поезжай с богом! (Садится.) Садитесь все!

Все садятся. Молчание.

Ну, прощай! (Встает, и все встают.)

Кабанов (подходя к матери). Прощайте, маменька! Кабанова (жестом показывает на землю). В ноги, в ноги!

Кабанов кланяется в ноги, потом целуется с матерью.

Прощайся с женою!

Кабанов . Прощай, Катя!

Катерина кидается ему на шею.

Кабанова . Что на шею-то виснешь, бесстыдница! Не с любовником прощаешься! Он тебе муж — глава! Аль порядку не знаешь? В ноги кланяйся!

Катерина кланяется в ноги.

Кабанов . Прощай, сестрица! (Целуется с Варварой.) Прощай, Глаша! (Целуется, с Глашей.) Прощайте, маменька! (Кланяется.) Кабанова . Прощай! Дальние проводы — лишние слезы.

Кабанов уходит, за ним Катерина, Варвара и Глаша.

Явление шестое

Кабанова (одна). Молодость-то что значит! Смешно смотреть-то даже на них! Кабы не свои, насмеялась бы досыта. Ничего-то не знают, никакого порядка. Проститься-то путем не умеют. Хорошо еще, у кого в доме старшие есть, ими дом-то и держится, пока живы. А ведь тоже, глупые, на свою волю хотят, а выдут на волю-то, так и путаются на покор да смех добрым людям. Конечно, кто и пожалеет, а больше все смеются. Да не смеяться-то нельзя; гостей позовут, посадить не умеют, да еще, гляди, позабудут кого из родных. Смех, да и только! Так-то вот старина-то и выводится. В другой дом и взойти-то не хочется. А и взойдешь-то, так плюнешь да вон скорее. Что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять, уж и не знаю. Ну, да уж хоть то хорошо, что не увижу ничего.

Входят Катерина и Варвара .

Явление седьмое

Кабанова , Катерина и Варвара .

Кабанова . Ты вот похвалялась, что мужа очень любишь; вижу я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце; а тебе, видно, ничего. Катерина . Не к чему! Да и не умею. Что народ-то смешить! Кабанова . Хитрость-то не великая. Кабы любила, так бы выучилась. Коли порядком не умеешь, ты хоть бы пример-то этот сделала; все-таки пристойнее; а то, видно, на словах-то только. Ну, я богу молиться пойду; не мешайте мне. Варвара . Я со двора пойду. Кабанова (ласково). А мне что! Поди! Гуляй, пока твоя пора придет. Еще насидишься!

Уходят Кабанова и Варвара.

Явление восьмое

Катерина (одна, задумчиво). Ну, теперь тишина у нас в доме воцарится. Ах, какая скука! Хоть бы дети чьи-нибудь! Эко горе! Деток-то у меня нет: все бы я и сидела с ними да забавляла их. Люблю очень с детьми разговаривать — ангелы ведь это. (Молчание.) Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка. (Задумывается.) А вот что сделаю: я начну работу какую-нибудь по обещанию; пойду в гостиный двор, куплю холста, да и буду шить белье, а потом раздам бедным. Они за меня богу помолят. Вот и засядем шить с Варварой, и не увидим, как время пройдет; а тут Тиша приедет.

Входит Варвара .

Явление девятое

Катерина и Варвара .

Варвара (покрывает голову платком перед зеркалом). Я теперь гулять пойду; а ужо нам Глаша постелет постели в саду, маменька позволила. В саду, за малиной, есть калитка, ее маменька запирает на замок, а ключ прячет. Я его унесла, а ей подложила другой, чтоб не заметила. На вот, может быть, понадобится. (Подает ключ.) Если увижу, так скажу, чтоб приходил к калитке. Катерина (с испугом отталкивая ключ). На что! На что! Не надо, не надо! Варвара . Тебе не надо, мне понадобится; возьми, не укусит он тебя. Катерина . Да что ты затеяла-то, греховодница! Можно ли это! Подумала ль ты? Что ты! Что ты! Варвара . Ну, я много разговаривать не люблю; да и некогда мне. Мне гулять пора. (Уходит.)

Явление десятое

Катерина (одна, держа ключ в руках). Что она это делает-то? Что она только придумывает? Ах, сумасшедшая, право, сумасшедшая! Вот погибель-то! Вот она! Бросить его, бросить далеко, в реку кинуть, чтоб не нашли никогда. Он руки-то жжет, точно уголь. (Подумав.) Вот так-то и гибнет наша сестра-то. В неволе-то кому весело! Мало ли что в голову-то придет. Вышел случай, другая и рада: так очертя голову и кинется. А как же это можно, не подумавши, не рассудивши-то! Долго ли в беду попасть! А там и плачься всю жизнь, мучайся; неволя-то еще горчее покажется. (Молчание.) А горька неволя, ох как горька! Кто от нее не плачет! А пуще всех мы, бабы. Вот хоть я теперь! Живу — маюсь, просвету себе не вижу! Да и не увижу, знать! Что дальше, то хуже. А теперь еще этот грех-то на меня. (Задумывается.) Кабы не свекровь!.. Сокрушила она меня... от нее мне и дом-то опостылел; стены-то даже противны. (Задумчиво смотрит на ключ.) Бросить его? Разумеется, надо бросить. И как он это ко мне в руки попал? На соблазн, на пагубу мою. (Прислушивается.) Ах, кто-то идет. Так сердце и упало. (Прячет ключ в карман.) Нет!.. Никого! Что я так испугалась! И ключ спрятала... Ну, уж, знать, там ему и быть! Видно, сама судьба того хочет! Да какой же в этом грех, если я взгляну на него раз, хоть издали-то! Да хоть и поговорю-то, так все не беда! А как же я мужу-то!.. Да ведь он сам не захотел. Да может, такого и случая-то еще во всю жизнь не выдет. Тогда и плачься на себя: был случай, да не умела пользоваться. Да что я говорю-то, что я себя обманываю? Мне хоть умереть, да увидеть его. Перед кем я притворяюсь-то!.. Бросить ключ! Нет, ни за что на свете! Он мой теперь... Будь что будет, а я Бориса увижу! Ах, кабы ночь поскорее!..

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шрифт:

100% +

И.С. Пересветов
Сказание о Магмете-салтане
Середина XVI в.

Царь турской Магмет-салтан сам был философ мудрый по своим книгам по турским, а се греческия книги прочел, и написав слово в слово по-турски, ино великия мудрости прибыло у царя Магметя. Да рек тако сеитам своим, и пашам, и молнам, и абызам: «Пишется великия мудрости о благоверном царе Констянтине. Вы естя сами мудрыя философы, да смотрите то в книги своя мудрыя, как о великом царе Констянтине пишет: он же родился источник мудрости воинския; пишется: от меча его вся подсолнечная не могла сохранитися. Да он же на царстве своем отца своего остался млад, трех лет от рода своего; и от злоимства и от нечистаго собрания, от слез и от крови роду человеческаго, богатели велможи его, и они праведный суд изломили, да неповинно осуждали по мздам. Да та же неповинная кровь и слезы столпом ко господу Богу на небо с великою жалобою шла. Велможи царевы до возрасту царева богатели от нечистаго собрания. На возрасте цареве, и царь почал трезвитися от юности своея и почал приходити к великой мудрости к воинской и к прирожению своему царскому. И велможи его, видя то, что царь приходит к великой мудрости и к своему царскому прирожению, да будет с коня своего воинъскаго не сседом, и пишется об нем от мудрых философ во всех странах: от меча его вся подсолнечная не может сохранитися, и велможи рекли тако: «Будет нам от него суетное житие, а богатество наше будет с ыными веселитися». И рече Магмет-салтан, турской царь, философом своим мудрым: «Видите ли то, яко они богати, так и ленивы, и осетили царя Констянтина вражбами и уловили его великим лукавъством своим и козньми, дияволскими прелестьми мудрость его и щастие укротили, и меч его царской обнизили своими прелестными вражбами, и меч его был высок надо всеми недруги его, и оне то ухитрили ересию своею». И рече Магмет-салтан, турской царь, философом своим мудрым: «Видите ли, то Бог хитрости не любит и гордости и ленивства, противится тому господь Бог, гневом своим святым неутолимым за то казнит? Иже видите вы, что нам Бог выдал таковаго великаго царя и по писанию мудраго вроженнаго источника воинскаго про гордость греческую и про лукавъство? И вражбы их Бога разгневили, иже таковаго мудраго царя осетили вражбами своими и уловили его лукавством своим и укротили воинство его. А яз вам о том реку, мудрым своим философом: поберегайте мя во всем, еже бы нам Бога не разгневити ни в чем».

В лето 6960 перваго царь Магмет-салтан турской велел со всего царьства все доходы к собе в казну имати, а никому ни в котором городе наместничества не дал велможам своим для того, чтобы не прелщалися, неправдою бы не судили, и оброчил вельмож своих из казны своея, царския, кто чего достоит. И дал суд во все царство, и велел присуд имати к собе в казну для того, чтобы судьи не искушалися и неправдою бы не судили. Да приказал судиям: «Не дружитеся с неправдою, да не гневити Бога да держитеся правды, что Бог любит». Да послал по градом судии свои, паши верныя и кадыи и шибошии и амини, и велел судити прямо. И рек тако Магмет-салтан: «Братия моя любимая, верная, судити прямо и воздадите богу сердечную радость».

Да по мале времяни обыскал царь Магмет судей своих, как они судят, и на них довели пред царем злоимство, что оне по посулом судят. И царь им в том вины не учинил, только их велел живых одирати. Да рек тако: «Естьли оне обростут опять телом, ино им вина та стдасться». А кожи их велел проделати, и бумагою велел набита, и написати велел на кожах их: «Без таковыя грозы не мочно в царство правды ввести». Правда Богу сердечная радость: во царьстве своем правду держати, а правда ввести царю во царство свое, ино любимаго своего не пощадите, нашел виноватаго. А не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы.

Царь же рече: «Не мочно без грозы царство царю держати. Яко же Констянтин-царь велможам своим волю дал и сердце им веселил; они же о том радовалися и не правдою судили и обема исцем по своей вере по християнской целования присужали, правому и виноватому; и оба не правы, и истец и ответчик, – един бою своею приложив ищет, а другой всего запрется: ни бивал, ни грабливал есми; его иску не обыскав, да оба крест поцелуют, да Богу изменят, и сами от Бога навеки погибнут. И таковым, которыя в сердцах своих правды не помнят, ино таковыя Бога гневят, ино им мука вечная готовится. И с теми неправыми судьями во всем греки в ересь впали, и в крестном целовании греха себе не ставили, во всем Бога прогневали».

И царь Магмет вразумел от великия мудрости, что есть таковый суд великий грех и Бога гневят. И он дал одному з жребия крестнаго целования; целовати крест, направивше огненную стрелбу против сердца и самострел против горла, а стояти доколе противу таковыя смерти, доколе десятера приказания отец его духовный проговорит еуангельские притчи: не лжи, не кради, на лжи послух не буди, чти отца и матерь, люби ближняго своего яко сам себя. То есть царь дал греком, з жребия крестнаго целования: естьли ево огненная стрелба не убиет, и самострел на него не выпустит, и он крест поцелует, и свое возмет, в чем ему суд был. А турком дал чрез меч острый, горлом переклонитися и шерт пити, а меч наведен. А молнам своим велел при том месте быти и наказати их по своей вере турской с того же обычая греческаго: есть ли меч с наводу на него не спустит, а горла ему не рушит, и речь свою доведет, и через меч шерт пиет, и свое возмет, в чем ему суд был, – то есть божий суд. А поля им судил в своем царстве без крестнаго целования: нагым лести в темницу, бритвами резатися, а бритву им одну положат в тайне месте, и кто найдет, тот и прав, – то есть божий суд: свое возьмет, на чем ему суд был, а виноватаго своего волен жива выпустити из темницы, волен зарежет его.

Царь же Магмет велико о том умудрился, кое великую правду во царство свое ввел, и он великия знамения грозныя указал для того, ащебы люди не слабели ни в чем и Бога бы не гневили. А ту мудрость царь Магмет снял з греческих книг, образец – таковым было греком быти. И Магмет-салтан правый суд во царство свое ввел, и ложь вывел, и Богу воздал сердечную радость, и рек тако: «Бог любит правду лутчи всего: не мочно царю царства без грозы держати; яко же царь Констянтин велможам своим волю дал и сердце им веселил, они же о том радовалися и нечисто збирали, богатели, а земля и царство плакало и в бедах купалося. И за то господь Бог разгневался на царя Констянтина и на велможи его и на все царство греческое неутолимым гневом своим святым, что они правдою гнушалися и не знали того, что Бог любит силнее всего правда. А вы меня на то же ли приводите, чтобы бог разгневался, такоже да и с вами бы аз погибл?»

И послал на те грады своя прямыя судьи, угрозив их своею грозою царскою, и выдал им книги судебныя, по чему им правити и винити. А суд им дал полатной на всякой град бес противня, и послал на всякой град свой и во все царство свое паши, и кадыя, и шубаша, и аминя, то есть судьи царевы на всяком граде. А воинников своих велел судити с великою грозою смертною казнию безпошлинно для того, чтобы не искушалися неправдою судити. А судей своих изоброчил из казны своим царским жалованием для того, чтобы не искушалися неправдою судити. А воинников судят паши, под которым сколко в полку воинства, и тот свое войско знает; и судит прямо для великия грозы царевы беспошлинно и безпосулно, и суд их свершают въскоре.

И тем царь умудрился и множил сердце свое и войску своему да возвеселил все воинство свое. 3 году на год оброчил их своим царским жалованием из казны своея, кто чего достоит, а казне его несть конца, богом исполнена за его великую правду, что со всего царства своего, из городов, и из волостей, и из вотчин, и из поместий – все доходы в казну свою царскую велел собирати по всяк час. А зборщиков тех из казны же оброчил своим жалованием, которые збирают казну цареву, и после зборщиков обыскивает, по приказу ли царскому збирают, а для того, чтобы царство его не оскудело. А войско его царское с коня не сседает николи же и оружия из рук не испущают. А воинником своим всегда сердце веселит своим царским жалованием и алафою да речью своею царскою. И рек тако всему войску своему: «Не скучайте, братие, службою; мы же без службы не можем быти на земли; хотя царь мало оплошится, и он окротеет, ино царство его оскудеет и иному царю достанется от небрежения царского. Яко же небесное по земному, а земное по небесному: Аггели Божии, небесныя силы, ни на един час пламеннаго оружия из рук не испущают, хранят и стрегут рода человеческаго от Адама и по всяк час, да и те небесныя силы службою не скучают». Тако царь турской Магмет-салтан возрастил сердце войску своему, и все же воинники его похвалили речь царскую и рекли: «Тако ли волю Божию делаем, – что Бог любит воинство, и кого у нас убиют на побоищи, ино им пишется, те грехи омываем своею кровию; ино душа наши господь приимает в свою руку святую, и таковыми чистыми воинники небесныя высоты наполняются».

Царь же турской умудрился, на всяк день 40 тысящ янычан при себе держит, гораздых стрелцов огненыя стрелбы, и жалование им дает, алафу по всяк день. Для того их близко у себя держит, чтобы ему в его земли недруг не явился и измены бы не учинил, и в грех бы не впал, безумный царя потребляет, умножився велми и угордится, и царем похощет быти, и то же ся ему не достанет, а сам навеки погибнет от греха своего, а царство без царя не будет; для того царь бережет. А иныя у него верныя любимыя люди, любячи царя, верно ему служат, государю, про его царское жалование. Мудр царь, что воином сердце веселит, – воинниками он силен и славен. И пашам своим и велможам противу недруга всякого велел в челе ставитися в первых полках для того, чтобы люто ставилися противу недруга, и младыя бы люди не ужасалися, которыя не столь заможныя, и на них бы смотрячи, люты к недругом были. У турского царя воинники с великия мудрости и с науки ставятся противу недруга играти смертною игрою. И гроза велика турского царя такова по приказу его: «А кои не хощет честно умрети на игре смертной с недругом моим за мое государство великое жалование, как юнаки храбрыя умирают, играючи с недруги моими смертною игрою, ин здесе умрет же от моей государевы опалы, да нечестно ему будет и детем его, кои воинник с отпяткою биется».

Да Магмет-салтан турской царь уставил иным царем после собя от тех лет и до сих лет, а во всем царстве дал волно служите у велмож своих, кому ни буди. А не велел их прикабаливати, ни прихолопити, а служити им доброволно. А рек тако велможам своим: «Един бог над нами а мы рабы его. Фараон царь был поработил израилтян и Бог на него разгневался своим святым неутолимым гневом, да потопил его Чермным морем». Да велел пред собя книги принести полныя и докладныя да велел их огнем пожещи. А полоняникол учинил урок, доколе кому робить, в седмь лет выробится, и в силах девять лет. А естьли кто дорого купил кого, а чрез девять лет у себя будет держит его, и будет на него жалобник от полоняника, ино на него опала царская и казнь смертная: не делайте того, что Бог не любит, блюдитеся Бога, чтобы его не разгневить ни в чем, а помните заповедь цареву и блюдитеся его.

А все то царь Магмет-салтан списал со християнских книг ту мудрость, – таковому годится християнскому царю божию волю делати. И рече тако Магмет-салтан: «В котором царстве люди порабощены, и в том царстве люди не храбры и к бою не смелы против недруга: они бо есть порабощены, и тот человек срама не боится, а чести себе не добывает, а рече тако: «Хотя и богатырь или не богатырь, однако, есми холоп государев, иново мне имени не прибудет». А во царстве Констянтинове при царе Констянтине Ивановиче велможи его что люди лутчие, и те порабощены были в неволю, а все те были против недруга не боецы, и конныя и доспешныя; и цветно видети было велможи его, полки противу недруга бою крепко не держали и з бою утекали и ужас полком давали, и иным царем они же прелщалися. И то царь Магмет вразумевши, и дал им волю, и взял их к собе в полк, и они стали у царя лутчие люди, которые у велмож царевых в неволе были. Ино как стали в воле в цареве имени, и кажной стал против недруга люто стояти, и полки у недругов розрывати и смерътною игрою играти, и чести себе добывати. И царь рек: «Се есми Бога утешил и Божию волю сотворил, что Бог любит, а се есми в полк к себе юнаков храбрых прибавил». У турского царя по триста тысящ ходит против недругов ученых людей храбрых, а все те сердцем веселы, от царева жалования и от алафы, коли идут воевати, и они идут тихо. На день им живет по три торгы: порану, да о полудни, да в вечере; всему цена уставлена, что за что дати, а купят все в вес; а наметывают те торгы торговати на гости, на торговыя люди, по городом ходити с войском со всем с тем. Что кому надобеть купити, и он заплатит цену, да возмет; а не заплатит тоя цены, что указано, ино таковому смертная казнь, да и лутчаго не пощадите. А естьли то он оманет, не столко дасть, как вес держит, или цену возмет не такову, или болши того устава царева, которому царь цену уставил, ино таковому человеку смертная казнь бывает, что цареву заповедь преступает.

Ино у царя кто против недруга крепко стоит, смертною игрою играет, и полки недругов розрывает, и царю верно служит, хотя от меншаго колена, и он его на величество подъимает, и имя ему велико дает, и жалования много ему прибавливает, для того ростит сердце воинником своим. <…>

А коли сам царь нейдет противу недруга, и он пошлет пашу мудраго во свое место царево да всем пашам велит его слушати и чтити, как самого царя. А все у него в полку разряжены воинники по десятским и по сотником, а те сотники по тысящником, чтобы не было в полках его татбы и разбою, и игры, костарства, и пиянства. И естьли что найдут, конь или аргамак, или платно, или что ни есть, и они несут или отведут к большему паше к шатру; а у кого что пропало, и он найдет у шатра у болшого паша, а перед тем заплатит по цареву уставу, что за что довелося. А станется татба в войске или разбой или что иное, да к шатру не отнесут или не отведут, ино на такия лихия люди, тати и разбойники обыск царев живет накрепко по десятником и по сотником и по тысящником; а который десятцкой утаит лихово человека во своем десятку, ино десятник тот с лихим человеком казнен будет смертною казнию, для того, чтобы лиха не множилося; лише опалным людем тюрьма до обыску царева. И по городом у него те же десятския уставлены и сотники и тясыщники на лихия люди, на тати и на разбойники и на ябедники, тут их и казнят смертною казнию; а десятник утаит лиха человека во своем десятке, ино потом обыщется всею сотнею, ино ему та же смертная казнь.

И у царя Констянтина судили татей и разбойников и ябедников в полате для своего злоимства и нечистаго собрания велможы его, да всем тем Бога разгневили, неправыми суды своими, от слез и от крови рода християнскаго богатели по языком по разбойническим; кто был у них богат, тот и виноват, да в напрасне от них люди прямыя погибали, мученическия смерти приимали. А татей и разбойников на окуп пущали, нечисто збирали, во всем прелщались и Бога разгневили. Магмет-салтан списал с християнских книг ту мудрость и праведный суд, да рек тако: «Чего для малые речи прелстилися, нечисто збирали и путь царства небеснаго потеряли, во всем Бога разгневили? Аще бы велику громаду злата найти нечистаго собрания, – и тому господь Бог мъстит до девятаго роду многими страшными знамении. А самому нечисто собрати, как Богу ответ дати?» <…>

Публ. по: Сочинения Ивана Пересветова/ Сост. А.А. Зимин. Подг. Д.С.Лихачева. М.; Л.: АН СССР, 1956. С. 151–161.